О. Бундур ШАГ-ВПЕРЁД

22

В стране на содержании того же литфонда было несколько писательских Домов творчества: Переделкино, Комарово, Малеевка, Дубулты, Гагры, Пицунда, Ялта, Коктебель. И писатель мог получить в какой - то из них бесплатную путёвку . Как часто можно было поехать туда – не знаю, не успел попользоваться – система развалилась. Но я думаю, не реже, чем обычный работник в свои ведомственные места отдыха. Ну и, конечно, статус. Тогда был не писатель, а ПИСАТЕЛЬ! Уважение, почитание, известность. Всё, конечно, зависело от того, КАКОЙ ты писатель. Если в журнале «Юность» выходила твоя повесть, то через неделю вся страна эту повесть знала. Если появлялась классная песня, то на следующий день её пела вся страна. Но, опять же, это должна быть ПОВЕСТЬ и это должна быть ПЕСНЯ. Писательская иерархия была такова: СП СССР – СП союзной республики – областные писательские организации. У нас была Мурманская писательская организация, руководитель – ответственный секретарь. Для вступления в СП должны быть книги. Для детских поэтов – обычно три книжки . Но это не был закон. В 1990 году у меня было четыре книжки. А ещё должны быть две рекомендации от членов СП. Мне написали два ленинградца: Г. Гоппе и В.Суслов – тоже детский поэт. Прошёл я все бюрократические процедуры, приехал в Мурманск на собрание писателей – тринадцать человек было. И уехал домой ни с чем. Большинством голосов решили: не достоин! В сорок три года, с четырьмя книжками, с кучей журнальных публикаций. А я - то был уверен в обратном! По словам рекомендателей: с моими стихами, с книжками – волноваться нечего: примут! Через год в 1991 – повторил попытку, но уже к четырем имеющимся книжкам добавил справку из издательства «Малыш», Москва (!!!), что в текущем 1991 году там выйдет книжка стихов «Если в доме каждый рад». Опять собрались те же тринадцать членов. Я сидел на стуле отдельно – подсудимый! Остальные – на диванах, в креслах. Ответственный секретарь за своим столом (не буду называть его). Он говорит что - то нелицеприятное о моих стихах, затем берёт мою книжку и швыряет её (буквально!) со словами: - Да разве это литература! – Потом так же вторую книжку. Я встал, сгрёб с его стола свои документы, поднял книжки с пола и выскочил на улицу. И вот тут уже не помню, как ехал в поезде эти шесть часов. Позже узнал, семью голосами против шести меня в Союз опять не приняли. Ну ещё бы! Я был варягом, прибывшим из Ленинграда, держался уверенно, не заискивал перед тамошними « классиками», рекомендации в Союз мне давали ленинградские поэты, а надо было на поклон идти к мурманским. Кроме того, из пяти книг одна вышла в Ленинграде в «Детской литературе», вторая в Москве, в «Малыше». Ни у кого из мурманских